Нынешний аграрный сезон кабинетные эксперты сельского хозяйства оценивают как весьма благоприятный для экономики волгоградского села. А вот работающие на земле люди думают иначе.
У фермера из хутора Морской Калачёвского района Николая Носова взгляд на перспективы возрождения села столь же реалистичен, сколь и неутешителен – при сохраняющихся тенденциях донская казачья глубинка обречена на вымирание.
Земля полководцев и бунтарей
– Николай Анатольевич, ваша станица Пятиизбянская и прилегающие хутора, говорят, места исторические – дали миру целую плеяду известных земляков.
– Есть такое дело – в Пятиизбянской было родовое гнездо казачьих военачальников Денисовых. Денисовы дали России и тихому Дону только в XVIII веке – времена походов Суворова и первых «наполеоновских войн» шесть генералов и первого графа из казаков Фёдора Петровича Денисова. Во-вторых, по архивным данным именно в нашей Пятиизбянке крестился Степан Разин. До сих пор на нашей земле проживают одновременно прямые потомки и бунтаря Разина, и генералов Денисовых. Если Разин боролся против государственного устройства в царской России, то Денисовы, напротив, верой и правдой служили царю и Отечеству. Только вот
история уравняла всех на одной чаше весов.
– Вы фермерствуете в этих местах вот уже 20 лет и теперь здесь один-единственный на всю округу. А что с другими агропредпринимателями случилось?
– Случилась с моими коллегами по фермерству элементарная вещь – многие оказались просто не готовы к самостоятельной экономической жизни. Раньше, в советские времена колхозов-совхозов, жили, работали на селе на всём готовом. Горючее на посевную, на уборочную давало государство. Технику тоже. Даже что сеять, сколько сеять и когда именно убирать решали не крестьяне, а «мудрые головы» в партийных и хозяйственных кабинетах за сотни километров от реальной крестьянской жизни. А Советский Союз рухнул – надо было шевелиться и крутиться самому. В итоге поработали некоторые фермеры год-два, вместо результата получили дырку от бублика и подались в поисках лучшей жизни кто на Север, кто ещё куда. Здесь в не очень плодородной степи ты словно один на один со всеми проблемами. Порой столь же вечными, как и наша казачья степь. То засухи, то низкие цены, то техника на ходу сыплется, а работать нужно.
– Выходит, государственная политика поддержки села не доходит до реального адресата в виде фермера Носова?
– А вы мне скажите, в чём такая политика заключается, и я тогда предельно честно вам отвечу, доходит или не доходит. В 2010 году я только-только начал прицениваться к новой технике, а государство возьми и закрой полностью экспорт. Цены на зерно моментально обрушились. О покупке нового комбайна или трактора мне пришлось забыть. Всё, на чём я сейчас пашу, сею, убираю, – это техника ещё времён бывшего СССР. На приобретение новой у меня нет средств, и ещё долго, наверное, не будет. Схожую картину вы обнаружите не только у меня, но и в прилегающих хуторах Кумовка, Пятиизбянка, в общем, везде по нашему Задонью.
– А как же механизм лизинга?
– Если вы были лично в какой-нибудь лизинговой компании, наверняка бы обратили внимание, что там все площадки заставлены новенькими машинами, изъятыми у фермеров за долги по платежам. Так что подобный механизм поддержки если и работает, то пока что с точностью до наоборот. Сейчас, например, цена на фуражное зерно составляет всего-навсего 5,5 рубля за килограмм, на продовольственное – чуть выше. Причём диктует нам эти цены перекупщик, мы сами, фермеры, в зерновом бизнесе – низшее звено. Настолько низшее, насколько и бесправное пока что.
Мирная блокада
– В вашем хуторе вы чуть ли не единственный очаг местной экономики. А почему закрыли почту и местный магазин?
– От Пятиизябнской, куда ещё идёт асфальт от федеральной трассы, до нашего Морского никакой дороги нет. К нам даже на охоту и рыбалку городские жители приезжают, как они говорят, «по столбам» – ориентируясь по ЛЭП. Грунтовая дорога не надёжна – то раскисает, то её снегом заносит. В итоге хутор оказывается в настоящей блокаде. Власти нашего Пятиизбянского поселения, разумеется, о нас не забывают, – организуют автолавки, стараются чистить грунтовку от снежных заносов. Но отсутствие дороги – это, считаю, крест на хуторе. Если ничего не предпринять, такое поселение обречено. Сейчас из 17 дворов в Морском большая часть – глубокие пенсионеры. Наша сельская глубинка, получается, как шагреневая кожа – всё сокращается да сокращается, скоро совсем пустой на хутора степь станет.
А ведь совсем, казалось бы, недавно, до 1917 года, хутор Самодуров в случае боевых действий мог выставить в поход до 500 казачьих штыков. И это было нашим активным населением, не считая женщин, стариков, детей. Иногда лично у меня складывается впечатление, что государство смотрит на сельскую глубинку по принципу «нет сельских поселений – нет проблем». Но в таком случае кто будет сеять хлеб, поставлять в города мясопродукты, овощи, молоко? Может, на асфальте кто хлеба засеет? Или все надежды на мировой рынок?!
Служба «понарошку»
– Вы атаман местной казачьей организации. Много ли сегодня идёт в казачество молодёжи?
– Много. И я считаю это одним из немногих положительных сегодня моментов. Ведь казачество – это не то, что надел черкеску, натянул лампасы, и ты уже первый парень на хуторе. Это особый уклад жизни, мировоззрение, это уважение к старшим, соблюдение традиций, своего православного верования. С уходом былой системы государственного воспитания в душе молодого человека ничего не осталось и произошло саморазрушение. Я сам в прошлом комсомольский активист и уверен, что без веры во что-то глобальное, светлое наш человек прожить не сможет. Другой вопрос, что нынешняя попытка жить по казачьим заповедям и былое казачество Войска Донского – две огромные разницы.
Сейчас мы, казаки, совершено бесправны на собственной земле. Наш сход не является сегодня органом власти. В законах написали много чего на тему государственной казачьей службы, но что на практике? По закону, разумеется, мы вроде бы и можем участвовать и в охране общественного порядка, лесов, охотугодий, в рыбоохране. Но всё это на правах общественного «ассистента-помощника» того же полицейского, сотрудника рыбнадзора или лесной охраны. Самостоятельных полномочий реально задерживать браконьеров, ловить хулиганов, правонарушителей у нас нет.
В Морском у нас земли и военохотхозяйства, и известные на всю область рыбные угодья. Желающих побраконьерствовать хватает. Но сами местные казаки свои ресурсы, получаются, стеречь не имеют права. А у государственных инспекторов нет возможности везде успевать. На одного охотинспектора или рыбинспектора приходится сотня квадратных километров охотугодий и водоёмов, это два–три административных района. Я не знаю, может быть, где-нибудь «за забором» для элитных граждан у нас что-то строго и охраняется, а здесь, в Придонье, природа, рыбные ресурсы словно бы специально отданы на разграбление.
– Что думается о дне завтрашнем своей малой родины и своём лично?
– Мне бы хотелось новую технику прикупить, пусть не «навороченные» «Джон-Диры», а простенький российский «Вектор». Хотелось бы земли больше взять в обработку, нежели нынешние 1200 гектаров. Ведь сколько её вокруг бросовой бурьяном зарастает! Но пока что наше фермерство поставлено на грань выживания. Иногда просто
думаешь: неужели государство так и ждёт, чтобы среди нас, донцов, появился бы новый Разин или Пугачёв? Ведь если ничего не менять, то ещё лет семь или восемь, и на земле просто будет некоему работать. Будем закупать зерно по аргентинам да канадам?
Справка «АиФ» – НП»:
Николай Носов родился в Калачёвском районе Волгоградской области. В советское время возглавлял механизаторскую бригаду комсомольско-молодёжного труда. С 1992 года фермер. Возглавляет хуторскую казачью организации Калачёвского юрта.
Для волгоградских фермеров разрабатывают мини-тракторы 
Депутаты взяли курс на конкурентоспособность 
«Я не воин, я земледелец». Почему фермерам лучше жилось в 90-е 
Слова политиков направлены в пустоту 
Доктор социологии Михаил Анипкин: «Из Волгограда уезжают люди!»