Две похоронки за войну получила на Ивана Митрофановича Кривобока его семья. Дважды отпели его в церкви. А он прошел без единого ранения фронт, немецкий плен и вернулся домой. Считай, с того света.
Ветеринар, лётчик, бронебойщик
Недавно ветерану исполнилось 90 лет. Мы сидим с ним в доме, который построил ещё его отец. Хутор Моховской в Урюпинском районе, как и этот домишко, давно обветшал. Хочет ветеран в райцентр перебраться, да квартиру выбить не получается. Перед войной от полуголодной колхозной жизни тоже отсюда хотелось сбежать.
Окончив с отличием семилетку, Иван рванул поступать в авиашколу. Медкомиссию прошел, а вот с идейной стороны выявился у него большой изъян—забыл он в комсомол вступить. Пришлось забрать документы и отправиться в Дубовский сельхозтехникум. Там взяли даже без экзаменов.
– В отличниках ходил, меня в Саратовскую ветакадемию направили после выпуска, а тут война...
«МиГ-3» был красивым самолётом, но для той войны потребовались другие машины. Лётное училище в Астрахани, готовящее лётчиков на эти самолёты, летом 1942 года расформировали. Так Иван, наконец-то поднявшийся в небо, вновь оказался на земле. В 23-й отдельной противотанковой бригаде, брошенной под Ворошиловград – затыкать дыру на фронте. Без пяти минут лётчик стал бронебойщиком. Первым номером расчёта противотанкового ружья, за которым прижилась горькая присказка «Ствол длинный –жизнь короткая». Дуэль с танком пэтээровцы, как правило, выигрывали ценой своей жизни.
Бригада, тая от боя к бою, отходила к Ростову. Именно тогда и ушла на Ивана первая похоронка. Да и сам он давно перестал считать себя живым. В балке под Красным Сулином, когда их в очередной раз окружили, он закопал свой партбилет. Но вместе с несколькими десятками бойцов – всё что осталось от бригады – он всё же дошёл до Северского Донца и попал на переформирование.
Сапоги и две медали
...Он лежал, уткнувшись в землю рядом с раздувшимся на жаре трупом. Пули с чавканьем входили в разлагающуюся плоть, и ошмётки гнилого мяса сыпались на Ивана. А он выбирал очередное тело, до которого нужно успеть добежать и спрятаться. Так мёртвые укрывали собой живого.
Это было летом 1943 года в боях на Запорожском направлении. Иван Кривобок—командир отделения связи 647-го стрелкового полка 216-й дивизии 51-й армии:
– Мы поддерживали связь между пехотным батальоном и артполком. Телефонный провод перебило, и всё моё отделение легло тогда, восстанавливая его. Я оставался последним, когда наши оттеснили фрицев. А всё-таки интересно, как мозги в такие минуты работают. Вот добрался я до воронки, нашел обрыв провода, соединил. Вроде, как гора с плеч. Обстрел идёт, голову не высунешь, а я смотрю, какие замечательные сапоги на убитом немце. На моих подмётки отлетели, а эти новенькие. Так под обстрелом и переобулся.
В ноябре 1943-го 51-я армия подошла к заливу Сиваш, – чёрному входу в Крым. Полк Кривобока наступал в первой волне.
Вода доходила до подбородка. Негнущимися от холода пальцами Иван разматывал провод с катушки. Заканчивалась одна, брал из лодки следующую, на ощупь соединял концы и, отплевавшись от попавшей в рот воды, брёл дальше.
Через весь Крым пройдёт Иван с танковым десантом. Симферополь, Бахчисарай, штурм перевалов, открывающих дорогу на Севастополь. Конечная точка—полуостров Херсонес. За участие в этих боях получит две медали «За отвагу».
Зашитая отвага
Колодки на медалях потёртые, вылинявшие, засаленные по краям. Вместе с хозяином награды прошли немецкий плен. Рядом с юбилейными медалями смотрятся настоящими ветеранами-фронтовиками.
...Лето 1944 года. Бои под Ригой. Немецкий танк крутанулся над окопом, в котором сидел Иван со своим командиром, лейтенантом Женькой Шуригановым, и они, засыпанные землёй, задыхаясь, выползли на бруствер. Танкисты оценивающе посмотрели на них. Один предложил пристрелить, другой снисходительно махнул рукой: пусть живут. И показал, где сборный пункт для пленных. Пошел Иван в плен, а домой полетела на него вторая похоронка.
Чуть не аукнулись Ивану сапоги, которые год назад он снял с убитого немца. «Тебя за них запросто расстреляют.
Возьми лучше наши ботиночки с обмотками. И медальки выбрось», – наставлял его парикмахер, бреющий пленную братию наголо в сортировочном лагере. Оказался он земляком Ивана.
Переобулся Иван, а медали выбрасывать не стал, зашил в пояс брюк. На корабле через Балтику – в Данциг, по «железке» – в Западную Германию. Ивана вместе с Женькой-командиром в числе самых крепких отобрали на угольные шахты в город Бартон. Работали в забое вместе с немцами. Простые шахтёры, которым наши солдаты годились в дети, ребят жалели, подкармливали.
– А десятник-бригадир оказался сволочью. Спустится к нам в забой и пробует –вспотел ты или нет. Я потливый: чуть лопатой помахал – и мокрый. Он пощупает и похвалит: «Гут арбайт!» Хорошо, дескать, стараешься. Женька не меньше вкалывает, но не потеет. Десятник ему крикнет: «Шайсен арбайт» – дерьмо работник и промеж спины резиновым шлангом. Раза три он его так измордовал, и Женька предложил бригадира пристукнуть и в лаве засыпать. Я согласился.
«Завтра вас расстреляют»
Немца убить не удалось. Солдат бросили в тюрьму города Геймер. Женьку, как зачинщика, в карцер, Ивана в общую камеру. День начинался с поверки. Два надсмотрщика – бывшие советские офицеры – выстраивали заключённых в коридоре и…
– Особенно издевался один из них, мой тёзка. Спрашивал, за кого воевать хотим. И независимо от ответа – за Сталина или за Гитлера, – начинал избивать. Второй, Лёшка, тот поспокойнее оказался.
Стены в камере были исписаны предсмертными записями. Такой-то оттуда-то умер тогда-то.
– Я свободное местечко на стене нашел. Написал о себе всё. Достал медали из-за пояса, приколол на грудь и стал ждать, когда убивать придут. Парашники обед принесли, посмотрели на мои медали и пошли докладывать. Заходит тот самый Лёшка. «Ого, – говорит, – да ты герой. У меня тоже «За отвагу» была. А ты самогонку гнать умеешь?» – «Умею», – отвечаю. «И аппарат сделаешь?» – «Сделаю». Отвёл он меня в свою каптёрку, и стал я у них за винокура и дневального по коридору.
Теперь Иван мог подкармливать сидящего в одиночке Женьку. Через бумажную воронку в дверной глазок переливал ему жидкую баланду. Рассказывал, что чуть-чуть осталось потерпеть, американцы подходят, освободят.
– На расстрел вас всех завтра погонят. Дорога ко рву через лес идёт. Попробуй убежать, – сказал ему Лёшка-надзиратель и дал ботинки вместо арестантских деревянных башмаков.
И они ушли, как говорят зэки, на рывок. Спрятались на крыше фермы крестьянина-бауэра. Работали здесь девчонки из Курской области, угнанные в Германию. Три дня они скрывали Ивана и Женьку, потом пришли американцы.
Родину выбирают
– Американцы предлагали нам уехать в США. Мне тоже советовали, говорили: ты ветеринар, везде работу найдёшь. Многие соглашались. А потом приехал генерал Чуйков, сказал: «Родина ждёт домой своих сынов и дочерей. Возвращайтесь...»
По лицу ветерана текут слёзы, точно так же он плакал и в тот день. Эмигрировать отказался.
После проверки Ивана вновь зачислили в армию. Награды, сохранённые в плену, говорили следователю Смерша больше, чем его показания. В ноябре 1945 года Ивана демобилизовали восстанавливать разрушенное советское хозяйство. Поздней ночью дважды отпетый постучался в окно родительского дома.
Живой. С того света.
Одно спасенье - «Катюши» . Сталинград 1942 года в воспоминаниях жителей 
Седые амазонки Второй мировой 
Винтик Победы. Ветеран войны рассказал о красных сосульках и силе духа