В первую Чеченскую солдатики прозвали его Дядя Вова. Он, военный доктор, оперировал на передовой в окружении во время штурма Грозного. Он спас множество жизней во время обеих Чеченских кампаний и после оных. Его жизнь освещена чувством долга и любви к Родине.
Итак, подполковник в запасе, кавалер двух орденов Мужества, заместитель руководителя территориального центра медицины катастроф Волгоградской области Владимир Галушкин.
Смертельная глупость
Наталия Гладкая, «АиФ-Волгоград»: Давайте сначала о нынешней работе. Что входит в задачи центра медицины катастроф?
Владимир Галушкин: Работа в чрезвычайных ситуациях, предупреждение ЧС, обучение населения приёмам оказания первой помощи, участие в ликвидации медико-санитарных последствий ЧС, оказание экстренной медико-консультативной помощи тяжелым больным, пострадавшим в ДТП, медицинская эвакуация для оказания высокотехнологичной помощи или эвакуация пострадавших волгоградцев домой из клиник других регионов РФ и многое другое.
Что касается ДТП, то мы работаем по всей области, а на трассе М-6 у нас располагается четыре трассовых медицинских пункта, во многом благодаря им количество смертельных случаев в ДТП на М-6 уменьшилось…
- В чём, как лично вы считаете, основные причины тяжелых ДТП?
- Незнание правил дорожного движения, плохая подготовка водителей и возможность покрасоваться в дорогой быстрой машине. Если зимой гнать на скорости 160 км в час на летней резине, то какая тут причина ДТП? Глупость!
- Все боятся реформы «скорой помощи», слухи ходят, например, что бесплатно её можно будет вызвать только четыре раза в год. Может такое быть, что произошло ДТП, человек ранен, а люди боятся вызвать ему «03», потому что с них деньги возьмут?
- Ерунда это. Все мероприятия, которые необходимо оказывать экстренно, останутся бесплатными.
На передовой жизни
- Вы себя чувствуете врачом или военным? Может, медицина это тоже война, только со смертью?
- Скорее это война за жизнь. Да, врачи нашего центра всегда на передовой. Мы первыми сталкиваемся со случившимися ЧП, работаем в его очаге, у нас самые тяжелые пострадавшие. Нас считают палочкой-выручалочкой, ведь наши специалисты приезжают оперировать тяжелого пациента в районные ЦРБ. Там тоже хорошие врачи, но у родственников, да и самого больного воскресает надежда, так уж устроены люди. А надежда и вера значат много, мы же понимаем, что не только таблетки и препараты лечат человека, но и моральное состояние.
- А вера врача в свои силы играет роль?
- Безусловно. Без этого нельзя приступать к операции. Мы недавно разработали этические нормы взаимоотношений между врачом, пациентом и его родственниками. Если врач чётко поймёт, что пациенту нужна его помощь, что только он сможет помочь, больше никто, что он на рубеже болезни и отступать нельзя! Вот когда жалоб на врачей не будет.
- Так в чём причина претензий?
- Если каждого пациента пропускать через душу, то насколько её хватит? Говорят же некоторые врачи о профессиональном выгорании. Я не знаю, наступает ли оно вообще и можно ли из него выйти.
- Видимо, вы с профессиональным выгоранием не сталкивались…
- Я до сих пор люблю свою профессию и не разочарован в ней. Ведь она даёт возможность помочь. Поверьте, всегда приятнее отдавать, чем получать, когда твоя помощь нужна, ты получаешь от этого мощный стимул жить и работать.
- Что самое сложное в вашей работе?
- Когда ты видишь человека, которому не помочь - он ещё жив, но ты понимаешь, что он обречён. Это чувство бессилия рвёт душу. Да, каждый день видишь тяжёлых пострадавших, готов к физическому напряжению, нас этому учили, мы знали, куда шли, но вот свыкнуться с этим чувством бессилия я за годы работы так и не смог.
Штурм на Новый год
- Мне рассказали, что в Чечне вы оперировали прямо на передовой под обстрелами…
- Мне было 30 лет, когда я в Чечню попал. Был начальником медицинского пункта 255-го мотострелкового полка в составе 8-го корпуса генерала Льва Рохлина. 31 декабря 1995 года начался штурм Грозного, который длился больше месяца. Мы зашли в город и дрались в окружении, не сдавая своих позиций. Неделю я не мог эвакуировать раненых из окружения. Оперировали в подвале. Это был штаб гражданской обороны на случай ядерной бомбардировки. Там была операционная, запас медикаментов, автономные дизельные генераторы, хирургический инструментарий… Подготовили всё это чеченские врачи и медсёстры. По велению ли сердца, но они нам помогали. Мы вместе спасали раненых бойцов и мирных людей.
7 января мне первый раз удалось вывезти колонну раненых из окружения, их было 70! А 13 января, в пятницу, при эвакуации раненых БМП, на котором мы передвигались, подбили. В течение суток мы выбирались к своим из окружения, я там получил ранение и контузию. В часть успели сообщить, что я пропал без вести, а потом и похоронить, хорошо, семья не знала. Потом попал в госпиталь, так закончилась для меня первая чеченская. Наградили первым орденом Мужества.
- Первая и вторая чеченские кампании отличались?
- Во второй тоже было туго. Тот же штурм Грозного, такие же раненые. Но что касается моральной составляющей – две большие разницы. Нас ведь в первую грязью поливали. Думаете, когда проще было воевать: во Вторую мировую или в первую чеченскую?
- Обмундирование, вооружение и питание наверняка в Чечне было лучше, но идеология во времена ВОВ...
- Вот! Нам говорили: неправедная война… На армию как на врага смотрели. Но мы смогли защитить рубежи Родины. Если бы мы Кавказ не удержали, у нас была бы сейчас другая страна или вовсе никакой. Разве нет? Ко второй Чечне мы смогли простить предательство Хасавюртовского мира, попросить прощения у друзей, которые в первую погибли. И только сейчас, в последние годы, общество стало уважать Вооруженные силы, поняли, что у России два друга: армия и флот.
Помню, говорили: зачем, мол, ты туда (в Чечню. - Авт.) идёшь? Как зачем? Приказ. И во-вторых, а если не я, то кто? Если я не пойду со своими бойцами, кто их спасёт? Чем я хуже или лучше них?
- Такой извечный мужской вопрос…
- Да обычный вопрос. Другое дело, что каждый для себя сам на него отвечает.
За вторую Чечню я тоже был награждён орденом Мужества.
Ходил с разведкой, с сапёрами, с пехотой. В разведку идёшь со всеми. Бронежилет, автомат, сумка направо, сумка налево, крест-накрест, в них перевязка, промедол, шины. Видишь раненого, оказываешь помощь, уносишь, возвращаешься. Обычная работа.
Знаете, глаза солдат и офицеров перед боем, когда они узнают, что с ними доктор, меняются: успокоение в них, «док с нами, всё будет нормально, потопали вперёд».
- Какой у вас был позывной?
- Солдатики еще в первую чеченскую окрестили меня дядя Вова. А позывные: «Крест» или «Доза», что-нибудь связанное с медициной. «Крест, у нас 300-й!» - слышишь в эфире и начинаешь работать по спасению этого 300-го.
- Оглядываясь вокруг, мы, женщины, видимо слишком много инфантильных, бесхребетных мужчин. Случись что, нас будет кому защищать? Не перевелись ещё герои?
- Уверен, что будет. Сейчас мы стали сильнее, ближе друг к другу, объединившись под патриотическими идеями. Мы очень долго были одни, а тут почувствовали плечо друг друга. Мы сможем, как в 40-х, подняться и погнать врагов, потому что мы русские, мы любим свою страну. Потому что русский солдат всегда был лучшим солдатом, и нас никто ни хитростью, ни силой не мог победить.
«Врачам приходилось объяснять со слезами, зачем я хочу лечиться и жить» 
Марта Мизерская сошлась в рукопашной с медсестрой-немкой 
Волгоградка победила рак 
Дочь губернатора вымолила себе ребенка