О Кащее бессрочном

   
   

1.

У лукоморья дуб зелёный…

Но что нам до его судьбы,

Когда на страже региона

Свои шумят у нас дубы?

Локтями мощными

   
   

проворней

Врагов пихая, чем Брюс Ли,

Сто лет назад пустили

корни

И в кресла намертво вросли.

Скучает внук, в бурьяне

дача,

А деды вечно у руля,

Примерно так, а не иначе,

Вдали от чванного Кремля,

Рублёвки, «Бентли»,

папарацци,

И прочих суетных вещей,

На почве скудной,

сталинградской,

Три срока цвёл один Кащей.

Казной центральной

не обласкан

(чай, в Волгограде,

не в Сочах),

Цеплял награды он

на лацкан

Да над бюджетным златом

чах.

Вполне умён, и в целом –

делен

(всё как-то ладилось само),

«Лукойла» друг и богаделен,

Он в политическом сумо

Готов был пятиться

по-рачьи,

А надо – пёр, как самосвал,

И званье

«тёртый аппаратчик»

Таким путём себе снискал.

2.

Кащеев род у нас немерен –

Чуть утро станет на земле,

и «бумер» катится, и «мерин»

с флажком на лобовом

стекле.

А там, в кафтанах

от Бриони,

Трясётся студень сытых

морд,

Кто – над законом,

кто – в законе

(а не один ли, в общем,

чёрт?).

Но наш герой на фоне

прочих

Достойней и скромнее был

И в кабинете своём ночью

Порой отчаянно хандрил:

«К чему ведут, помилуй

боже,

Все эти сроки. Иль срока?

Вокруг предательские рожи.

На службе – чистый

День сурка.

Очнешься утром: где я?

кто я?

В толпе – один, всегда один,

И ни живой души с тобою…

Налей-ка стопку мне,

Свиньин!»

(из тех, кто жаждет

непрестанно

Хотя б немного поиметь

Любви партийной

Несмеяны,

На чьём гербе большой

медведь,

Свиньин, когда-то

первый вице,

Держа по ветру чуткий нос,

Сумел понравиться девице

И в графы местные возрос).

3.

Нас мамы «Золушкой»

дурили:

Расслабься, ближних

возлюбя.

А наша сказка – вечный

триллер,

Не ты порвешь, тогда тебя.

Здесь мыло в душе

не роняют,

Не подставляют левых щёк.

И за бессмертным Николаем

Следил Иванушка-качок.

О нём молва ходила в мире

(охоч до сплетен

наш народ),

Мол, слишком молод,

и настырен,

И протеин казенный жрёт.

Он мог всю ночь

под рейв клубиться,

Нахалу врезать между жвал,

И на планёрках крупный

бицепс

Случайно как бы обнажал.

Да что там Ваня!

Знает с детства

Любой профессор

кислых щей,

Что в атмосфере людоедства

Живут такие, как Кащей.

И отмотать три эти срока,

Он ухитрился оттого,

Что пуще, чем зеницу ока,

Хранил яйцо, где смерть его.

(От глаз непрошеных и света

Надёжно спрятано, оно

Лежало в сейфе за портретом

Вождя народов в кимоно).

4.

Но раз, отъехав

не по личной,

А государственной нужде,

Нашел он новую табличку,

В своей приёмной на гвозде.

И референт его, Людмила,

Отклячив ладную корму,

Холодным голосом спросила:

«Мущщина, стоп,

а вы к кому?»

Мораль той басни

вне морали:

Бессмертен? Спустят

в унитаз.

Не зря учил

товарищ Сталин –

Незаменимых нет у нас.

И сколь ни вкалывай

двужильно,

Как ты ни вглядывайся

вдаль,

Не знаешь,

где тебя пришпилит

Народной власти вертикаль.

И никуда тебе не скрыться

От ейных кованых сапог,

Пока сидит себе в столице

Один хороший паренёк.

Он от Валдая до Тунгуски,

Страну пасёт,

врагам на страх,

И яйца всех кащеев русских

В его мозолистых руках!

Смотрите также: