Официальной статистики, сколько в стране бездомных, нет. Мы, зажав нос, проходим мимо них, стараясь не замечать и не видеть.
О том, кто они, и почему власти не замечают людей-невидимок, мы поговорили с Олегом Шарашкиным, директором социального центра по оказанию помощи лицам без определённого места жительства.
Армия бездомных
– Растущее число бездомных – это явление сравнительно недавнее. Что же произошло с нами, с нашей страной?
– Маргиналы, люмпены есть в любой социально-экономически развитой системе. И даже в странах, где «всё хорошо», тоже. Правда, на Западе люди уходят на улицу по идейно-политическим взглядам – так специфически они проявляют свой протест. В России причина того, что люди вынужденно становятся маргиналами, одна – социально-экономическая. Официальной цифры, сколько их на самом деле, не существует. Посчитать всю армию, притаившуюся в подвалах, на мусорках, свалках, невозможно, да и никто за это не берётся. Приблизительно четыре миллиона россиян – лица без определённого места жительства.
Если за границей один такой бродяга приходится на 1 тысячу добропорядочных граждан, то у нас в три-четыре раза больше. И эти печальные для общества показатели только растут, несмотря на то, что явление «бомжей» действительно относительно молодое.
Впервые массово люди оказались на улице в 90-е годы. Ведь даже после окончания Великой Отечественной войны государство нашло силы не допустить появления армии бездомных, организовав институт общежитий. Но в 90-е властям было не до того. Когда же произошла радикальная смена формации, когда от коллективного труда и восприятия жизни нас насильно перевели к индивидуализму, многие люди оказались сломлены.
– Почему?
– Русскому человеку несвойственно отчуждение, стремление к индивидуальному успеху, что так пропогандируется в последние десятилетия. Нам свойственно желание делать всё сообща, всем миром. А когда общественная собственность была переведена в частную, огромное количество людей растерялись, оказались брошенными на самовыживание.
И сейчас атавизм крепостного права – прописка – попросту лишает людей из нашего центра и им подобных шанса вернуться к нормальной жизни. Нет прописки – не получить пособия, не встать на учёт на биржу труда…. А ведь именно работа – единственная реабилитация для них.
Миллионер в трущобах
– Максим Горький написал «На дне» сто лет назад. Получается, за целый век ничего не изменилось?
– Ну как же! Человечество шагнуло далеко вперёд – ракеты в космос посылает, погружается в глубины океана, а вот ночлежки всё те же. Хотя нет, хуже стали. Если герои Горького сохранили способность человеческого общения, основанного на религиозных нормах, то сегодняшний люмпен лишен даже элементарных навыков подобающего людям языка.
– Мы вроде в цивилизованном мире живём, но получается, никто не застрахован от риска оказаться на улице. При этом наше государство называет себя гарантом конституции?
– Гарант прав определённой, причём малой, части общества. Категориям населения, не имеющим отношения к частной собственности, увы, ничего не гарантируется. Я работал учителем истории, потом директором школы. Но когда в 90-е родился второй сын, моей зарплаты стало хватать только на оплату коммуналки. А сколько сейчас таких семей? Я вынужден был коренным образом поменять судьбу. Но огромная часть нашего общества – люди ведомые. При этом надо понимать, что если попал на дно, переступил черту единожды, обратно уже практически нет шансов вырваться. Поэтому у бездомных путь один – криминал. И мечта одна – выпил, закусил, украл.
– У волгоградского «дна» есть своё лицо?
– Три категории людей. Самая закрытая, о которой принято говорить шепотом, это рабы. Можно, конечно, закрывать глаза, но пора бы уже признать, что они есть. Однако спасение их скорее дело правоохранительных органов – всё это криминальные сферы.
Иная категория – подвальные бомжи, люди, опустившиеся до самого дна. Они потеряли человеческий облик, им чужды социальные ориентиры. Да что там говорить, часто те, кто оказываются у нас в центре, воспринимают мыло и зубную щётку как репрессии. Они не задерживаются, предпочитая сытному обеду и чистой постели подвальное существование.
Третьи – те, кто имеет шансы на возвращение к нормальной жизни, люди, оказавшиеся за чертой волею случая. Но их не много. Единицы способны пережить кризис, унижения, разочарования. Был у нас в центре бывший миллионер. Квартира в самом центре города, семья… Всё рухнуло в одночасье – он разорился, жена ушла, оказался на улице. Умер у нас – от инфаркта. Сердце не выдержало.
Кризис человечности
– Всё чаще говорят о нарастающем народном недовольстве, угрозе русского бунта. Казалось бы, именно ваши подопечные должны быть первыми, кто выйдет на баррикады…
– Наступление на малый бизнес, налоги, всё это, вероятно, обернётся новым всплеском волны бездомных. Однако люди, живущие в нашем центре, до того подавлены, что способность к сопротивлению у них полностью нивелировалась. Участия в каких-либо бунтах не примут, на баррикады не пойдут. Степень разрушения интеллекта унижениями, потерями, обидами слишком велика. Но ситуация, когда одни с жиру бесятся, а другие на помойках живут, не имеет логичного выхода. Чиновничий аппарат растёт прямо пропорционально увеличивающемуся числу маргинальной прослойки. Со времён Советского Союза чиновников стало в три раза больше.
– Мы живём в эпоху кризиса человечности. Почему у нас люди бросятся спасать кошку с дерева, но пальцем не пошевельнут, когда увидят лежащего на земле человека?
– Это страшно, но если на улице станет плохо, никто не подойдёт. Дух взаимопомощи вытравлен гонкой за личной успешностью. Уровень образования не позволяет философски относиться к людям, не учит человечности. Наше общество готовит к потребительской жизни роботов.
– Вы, верно, сгущаете краски…
– Ничего подобного. Нравственные ценности у людей скатились до животного уровня. В нашем центре живут матери с детьми, которых мужья выгнали на улицу. Нам забили в голову лозунг «Быть успешным любой ценой!». И в итоге люди не чувствуют, что за их спиной стоят родители, дети, страна. Не чувствуют чужую боль. Им некого защищать, поэтому и превалирует равнодушие.
Начинать надо с воспитания, конечно, семьи и обязательно – идеи. Так, в царской России идея была христианская. Именно нормы христианской морали и были критериями человеческой нравственности. Сегодня, когда исторические взаимосвязи попраны, общество, увы, живет безыдейно.
Справка «АиФ» – НП»:
Олег Иванович Шарашкин окончил Волгоградский государственный педуниверситет, учитель истории. Служил на офицерских должностях политработником. После перестройки работал в металлургическом бизнесе. Шесть лет возглавляет Кировский комплексный соццентр по оказанию помощи лицам без определённого места жительства. Женат, двое сыновей.
В Волгограде пропадают таланты 
На что могут рассчитывать попавшие в беду 
Олег Матвейчев: «Я человек с имперским сознанием» 
Критиканы напали на «Бессмертный полк» 
В Невидимке спасают наркоманов