Колхоз «Заветы Ленина» в Октябрьском районе близ села Аксай. Здесь начиная с 1929 года выращивают зерно и коров. Раньше про колхозников писали в главных газетах станы, показывали по ТВ. Сейчас их проблемы, чаяния и успехи мало кого волнуют.
«Люди покупают продукты в магазинах, не задумываясь, откуда они», – грустно вздыхает председатель колхоза Виктор Левкин.
Родина может передумать
– Виктор Николаевич, что в наше время представляет колхоз?
– Это в советские времена колхоз был пережитком прошлого – это было предприятие, организованное физическими лицами, то есть коллективная частная собственность. Но тогда она была завуалирована, имущество не делили между членами колхоза. С приходом нового времени землю поделили на паи между работниками колхоза, и люди стали реальными владельцами земли. Так, у нас 1100 с лишним пайщиков, на каждый пай примерно по 20 гектаров земли. При этом у людей есть выбор – он может забрать землю и обрабатывать её сам, или сдать в аренду в колхоз.
– У вас скоро начнётся уборочная страда. Всё складывается хорошо?
– В этом году уже пострадали от засухи. Последний дождь был 25 апреля. Мы находимся на самой высокой точке между Волгой и Доном, и за 50 км от нас в одну сторону был дождь, за 50 км в другую тоже был, а у нас ни капли.
– Но власти же обещают компенсацию?
– Как заявить властям, что у тебя была засуха? Справку о количестве осадков может дать только ближайший метеопост, а он в Волгограде, где дождей было много. И если мы заявим, что у нас засуха, нас никто не поймёт. Уже очевидно, что озимые всходов не дадут. Мы получим урожая 10 центнеров, а если бы дожди были как в Волгограде, было бы на 10 центнеров больше. Грубо подсчитывая, мы потеряли 90 млн. рублей.
– А вообще власти вам чем-нибудь помогают?
– Сегодня все вопросы, например, связанные с поддержкой производителей молока, решает областная дума. И поддержка эта выглядит так, что кажется, будто властям на производителей молока, мягко говоря, наплевать. Был период, когда при поддержке власти у всех животноводов был подъём. Мы тоже собирались дополнительный коровник строить. Теперь мы поняли, что Родина в любой момент может и передумать. Строить планы на перспективу – утопично.
Была хорошая программа по льготному топливу. Эффективно работала, но в этом году её отменили. Сейчас перешли на новый тип помощи, под европейский уровень, – погектарное финансирование. Из бюджета области и федерации у нас финансируется посевной гектар. Но европейский уровень субсидирования – 350 евро на гектар, а у нас получается примерно 5 евро.
– Так при ВТО же будет ещё хуже!
– А уже всё плохо. Наше собственное производство разваливается. И если сегодня запретить поставки молока и мяса из-за рубежа, начнутся голодные бунты.
Торгаши на коне
– Власти же обещали помочь с реализацией продуктов?
– Сегодня самый большой беспредел заключатся в торговле. Крутанулось колесо истории, и коммерсанты снова на коне. Самые состоятельные нынче у нас кто? Торгаши! У них же самая каверзная и скрытая монополия. Сегодня мы не обижаемся на переработчиков, потому что их самих сети загнали в кабальные условия! Вот вы заходите в Волгограде в магазин и покупаете молоко рублей, положим, за 50. При этом прибыль от него рублей 15, а переработчика 7-10 рублей, всё остальное – сетей.
– А по овощам?
– Люди городские становятся цивилизованными потребителями. Приходит хозяйка на рынок и видит две морковки, одна чистая и помытая из Израиля, другая волгоградских производителей, в земле, зато местная и без ГМО. Что она выберет? Израильскую. У нас промежуточное звено, которое доводило бы продукт до совершенства: мыло, чистило, шинковало, если надо, сильно хромает.
– Но ведь зерновой рынок государство поддерживает?
– Да, он интересен государству. Этот рынок встаёт на ноги, приносит реальную прибыль. В отдельные годы доходы от экспорта зерна были сопоставимы с нефтяными.
– Как считаете, у нас хлеб дорогой?
– Я бы не сказал, что хлеб у нас дешевый. В Европе килограмм хлеба стоит в среднем 1,5 евро, то есть примерно 60 рублей. Получается, что наша полукилограммовая буханка должна стоить 30 рублей. У нас не немногим меньше. Другое дело, что там иные требования к качеству. Мы ж в связи с погоней за прибылью начали активно использовать консерванты, улучшители и пр. А традиционный хлеб как продукт мы потеряли. Впрочем, эту болезнь пережили и американцы и европейцы, и сейчас возвращаются к качественному традиционному хлебу. Вернемся и мы. Другая проблема, что потребление самого хлеба падает.
– Как это?
– Уменьшается ассортимент хлеба. Буханку хлеба уже никто не берёт, предпочитают небольшой батончик, он не успеет зачерстветь. Кроме того, люди у нас в большинстве бедные. Выбирают буханку худшего качества, потому что дешевле.
Спасти село
– Сколько люди зарабатывают сегодня в колхозе?
– Наши доходы напрямую зависят от того, как сложатся погодные условия. Если неурожай, значит, не выплатим премию или надбавки, одну голую зарплату, а она в пределах 12-13 тысяч рублей. Можно кого-то сократить и увеличить доходы других, но колхоз – это социально значимое предприятие, куда сокращённые пойдут? Механизаторы получают больше. У них годовой доход до 500 000 рублей. За месяц работы на трёх новых тракторах получили по 80 000.
– Ого! Но фермеры часто жалуются, что русские работать не хотят и им приходится нанимать мигрантов.
– Дело в том, что идет ломка менталитета и внутреннего устоя. Возьмём фермера, он преуспевающий, но в своей деревне его все знают. И односельчане думают: «Я лучше него в школе учился» или «У меня должность была выше», «почему я на него работать пойду?» Для деревни это очень непростой вопрос, в их сознании они всё ещё равны.
У нас государство пошло по ошибочному пути. Например, во Франции законодательно ограничен размер фермерского хозяйства площадью 60 га. Самый крупный фермер Германии имеет землю 800 га. А у нас сегодня получилось, что некоторые, скупившие паи, имеют угодья по 10-15 тысяч гектаров. Если бы на этой площади было много собственников, каждый бы ломал голову, как сделать её лучше, каждый бы дрался за свою землю. А когда он один, он часто и не знает, что с ней делать, и земля стоит без пользы. Когда раздавали землю в 90-х, было много желающих заниматься ею, вот если бы тогда определили максимальный размер, например в 300 га, мы сейчас бы видели совсем другой средний класс. И своя переработка появилась бы, и меньше мы бы зависели от иностранных поставок. Ведь нам же такую яму готовят, а мы и лезем в неё! Европа однажды скинет с себя наше энергетическое ярмо, а мы от их мяса и молока отказаться уже не сможем и попадём в ярмо, только продовольственное.
– Я верю, что у нас будет возможность реанимировать отрасль, мы сами сможем себя обеспечить продовольствием. И главным тут будет другой вопрос – а будут ли люди готовы работать в сельском хозяйстве?
– А вот это самый интересный вопрос. Если 20 лет назад трактористов у нас было достаточно, то сегодня эта профессия практически вымирающая. Организация производства начинается с организации жизни села, с жизни людей, которые могут в конкретной местности что-то производить. С нами рядом есть посёлок, там 6000 га земли и живут 10 пенсионеров. Какое производство там можно построить? Никакого. Работать будет некому.
– Что же делать, чтобы сохранить село?
– У нас сейчас модно сокращать расходы. И крайними в нашей стране становятся здравоохранение и образование. Они ж нерентабельны. Больница ещё ладно, можно сесть на машину и съездить в соседний район, но как только из села исчезает школа – село обречено на вымирания.
– Но почему же чиновники этого не понимают?
– А может, в этом и есть их план? В Австралии и Штатах развита система ранчо. Ранчо – это не деревня. Это когда отец и сын или наёмные работники приезжают и обрабатывают, предположим, 20 000 га. А потом снова домой, в город. Причём около ранчо деревни нет или она совсем небольшая. Может, государство ставит похожую задачу – переселить всех в города, а тут вместо села Аксай устроить ранчо? И будут тут работать всего два человека, и не нужны ни больница, ни школа.
– А колхозы или другие коллективные формы собственности могут стать основой возрождения села? В противовес ранчо?
– Разумеется! В колхозе люди не чувствуют себя бесправным быдлом. Они могут снять и назначить председателя, у них своя земля!
– И тем не менее столько оскорбительных шуток ходит про колхоз…
– Это оттого, что сегодня благополучие человека не связано с реальным производством. Нет уважения к труду. Сформировался такой класс людей, и часто они приходит к власти, которые лишь имитируют деятельность и при этом хорошо получают. И они кайфуют, что ни черта не делают, получают бешеные деньги, да ещё и всех поучают при этом: «Я ничего не делаю, но я на халяву имею отличную жизнь!».
– Зато у многих чиновников есть в аренде тысячи га земли. Зачем она им?
– А что в этом плохого? Это даже хорошо, что наши чиновники владеют землёй, они за неё налоги платят. Значит, где-то они понимают, что земля - это важно. Да пусть хоть табуны на старости разводят и любуются. У земли обязательно должен быть хозяин! У нас боятся продавать землю иностранцам, боятся, что китайцы придут. Да они и так придут. Мы вымираем. Но если китаец тут женится, его ребёнок пойдёт в русскую школу, то он вырастет русским. А посмотрите по дороге в Астрахань – сколько ничейной земли! Она нам не нужна. Наша нация устала от войн, революций, и мы сейчас подсознательно отвергаем всё новое, мы хотим покоя, мы не хотим ни за что браться – это такая форма самозащиты.
ДОСЬЕ
Виктор Николаевич Левкин родился в селе Аксай в семье сортоиспытателей. Окончил Волгоградский аграрный университет. Доктор сельскохозяйственных наук. Профессор. С 1995 года председатель колхоза «Заветы Ленина». Хобби – изучение и выведение твёрдых сортов пшеницы.
Кролики – это не только ценный мех, но и прекрасная возможность заработать 
Как японцы воспринимают Россию 
«У них нет мечты». Какая помощь на самом деле нужна воспитанникам детдомов