Через несколько дней мы будем отмечать70-летие Победы в Великой Отечественной войне. Накануне самого главного праздника страны беседуем с ребёнком военного Сталинграда Лидией Рубцовой. Ей было восемь лет, когда началась война. Вместе с мамой и новорождённой сестрёнкой они пережили ад Сталинграда. Спаслись из огня пылающего дома во время бомбежки, чудом выжили в душегубке, вырвались из фашистского плена.
Всё для фронта
- Лидия Григорьевна, в 41-м году вы ведь были совсем ребёнком?..
- Я пошла в первый класс, но мы толком не учились. Папу нашего, как и всех мужчин, призвали в армию. Женщины тоже работали на фронт - рыли противотанковые рвы в районе Гумрака и Котлубани. Помню, как мы с мамой в любую погоду затемно бежали на вокзал. Многие женщины были с детьми, оставить нас было не с кем. На открытой платформе нас доставляли к месту работы. Когда наши мамы возвращались домой и валились с ног от усталости, мы мокрые, голодные, холодные от моросящего дождя весь день бегали по полю, чтоб не замерзнуть. Болеть нам было нельзя. Однажды самый главный командир собрал женщин с детьми и опросил, кто что умеет делать. Моя мама хорошо шила и стала «надомницей». Ей привозили рулоны ткани, и она с утра до поздней ночи шила нижнее белье для солдат, плащ-накидки, рукавицы…
- А было в городе предчувствие массированного вторжения фашистской армады?
- Люди шептались, что скоро немец придёт, другие уверенно говорили: «Наши не допустят». И мы верили в это. Но фашистские самолеты-разведчики уже барражировали над городом, время от времени сбрасывали листовки. Велись обстрелы, бомбили точечно важные объекты - аэродром например. У мамы родители жили в Ерзовке, нам было тяжело без папы, и она решила переехать к ним, но прожили там всего несколько дней. Партийный начальник из местных настоятельно посоветовал, чтоб мы с мамой вернулись в Сталинград: «Не надо тут сеять панику». Вероятно, чтоб не было паники, и не эвакуировали никого из Сталинграда. Наоборот, в город, как в тыл, прибывали эшелоны с ранеными. Все больницы стали госпиталями.
Это и есть ад
- А вы помните бомбовый удар в августе 1942-го?
- И рада бы забыть. Это был воскресный день 30 августа, многие отправились за Волгу отдыхать. У нас в семье за десять дней до этого кошмара родилась Галочка. Папе его командиры разрешили встретить жену с новорождённой, он побыл с нами всего несколько часов. И это был единственный раз, когда он увидел свою младшую дочь и подержал её на руках. И последний раз, когда мы с мамой видели его живым – красивым, статным, молодым. В тот день я помогала маме по хозяйству. Послышался странный гул, который нарастал с каждой минутой. Выглянули, а небо чёрное от самолетов. Мама успела только схватить горку с пеленками и Галочку, как раздались взрывы. Бомбы сыпались, не переставая. Если и есть ад, то он выглядит именно так. Повсюду изуродованные тела, гарь, смешанная с алой кровью, крики, стоны. И этот запах горелого металла и тел… Прятались в укрытиях вместе с солдатами, бомбоубежищ не было. Подвалы домов разрушены, повсюду трупы. Многие спасались в ямах, но от ударов земля дрожала, люди оказывались заживо погребёнными в своих укрытиях. Галочку мама привязала к телу, так и проносила ее под кофточкой несколько месяцев. Пеленки она сушила на мне, потому что негде было их повесить. Да и не безопасно было, для фрицев это могло бы служить мишенью. Некупаной наша Галочка была с 23 августа и по конец ноября 1942 года. Холёный немецкий офицер, увидев наше чудо с тоненькими ручками, покрытое белым мхом от гари и грязи, брезгливо сморщился. А бабки пророчили маме: «Видно, что скоро она умрёт и руки тебе развяжет». У мамы не было молока, мы были голодные, ужасно хотелось пить…
- Фашисты с мирным населением обращались жестоко. Вам и это пришлось пережить?
- Помню, мы сидели в окопе. Вдруг показался ботинок с металлическими шипами и голос с украинским акцентом скомандовал: «Вылезайте». Хохлушка, которая с нами пряталась, как услышала знакомую речь, так первая и вышла: «Хлопчики, родные». А один ей прикладом в грудь тут же врезал: «Были родные»!.. Здесь с женщинами, старухами и детьми воевали не только немецкие фашисты: и предатели были, и румыны. И в них было столько презрения и ненависти к нам, словно у них не было сердца, ни матерей, ни детей. Для них мы были быдло, которое надо уничтожить. Когда нас гнали от Сталинграда на Калач, среди нас было много женщин с маленькими детьми, им трудно было идти. Всех, кто отставал, били прикладами. Помню, женщина присела, чтоб покормить грудного ребенка. Ей приказали встать, а когда она попыталась объяснить, что малышку покормит и пойдет дальше, фашист вырвал у неё ребёнка и убил на её глазах. Никогда не забуду, как беременной на большом сроке досталось штык-ножом в живот только за то, что на минутку остановилась передохнуть. Нас гнали, как скотину, не давая не то чтобы поесть, но и напиться. Я где-то подобрала чайник, но потеряла его и горько плакала из-за этого. На десятый день нашего «похода» мы увидели огромную бочку, на которой большими буквами было написано «вода». Те из нас, у кого была хоть какая-то посуда, побежали к ней. А немцы стали гоготать и стрелять им в спины. Помню, как мама прикрыла мне глаза и прошептала: «А ты глупенькая ещё плакала, что чайник потеряла».
- Вас гнали без еды и воды. Но ведь человек не может обходиться без сна?..
- На ночь нас сгоняли с дороги «на ночлег». Был уже ноябрь , земля промерзала за ночь. Ложиться на нее было смерти подобно. Мы спали сидя на корточках. Одежды у нас почти не было, мы же в бомбежку выскочили из дома в чём были. Спасало тканевое детское одеяло. Было счастьем, если удавалось остановиться у деревянного щита для задержания снега. На нём можно было поспать сидя. А наутро взрослые складывали трупы женщин и детей, тех, кто не пережил ночь. Их не закапывали, а просто заваливали ветками, не могли вырыть руками могилы в мёрзлой земле. И шли дальше.
Ангел- спаситель
- Как вам удалось выжить в душегубке?
- Помню, как к нам подошла колонна из фургонов. Нас стали прикладами загонять в машины. Мы с мамой и Галочкой оказались внутри металлического короба. Машина тронулась, и тут же в горле запершило, голова закружилась. Затем фургон остановился, нас выгнали, люди, задыхаясь, катались по земле, многих рвало. Видимо, машина сломалась, и нас, как шлак, вывалили из нее. Помню, бабушка какая-то маму спросила, а что у тебя на животе шевелится? - Дочка. - Видно твой ангелочек нас и спас от смерти! После войны я познакомилась с жителем хутора в Калачевском районе, который рассказал, как мальчишкой он с друзьями бегал в овраг и смотрел на горы трупов, сваленных из душегубок, у всех были желтые лица. Потом нас погнали в лес, где уже натянули колючую проволоку. Стоял стон и плачь женщин. Маме удалось уговорить «хлопчиков», и они вывели нас за оцепление. После войны она рассказала, что выкупила за все сбережения, что ей удалось сохранить. Мы добрели до хутора Погодинка. Там только одна женщина не побоялась пустить нас в свой дом. Впервые за четыре месяца искупали Галочку - в берёзовой золе. И сами искупались, а я наконец-то выспалась на мешке, набитом тряпками. И вот однажды ночью в дверь тихонько постучали: «Откройте, свои!». Это были самые счастливые слова в моей жизни. Разведчики-сибиряки расспросили нас о немцах. А вскоре подошла наша кавалерия и танки. На берегу озера появились палатки, где раненым оказывали помощь. Всюду кровь, крики, стоны. Но мы, детвора, каждое утро бежали к палаткам, чтоб хоть чем-то помочь.
- А в Сталинград когда вы вернулись?
- Как только фрицев из него выбили. Дома не было, жили на руинах, стояли с карточками в очередях за хлебом по двое суток. Но нас было не сломить. Мы верили, что жизнь наладится, ждали папу с фронта. Мы не знали, что похоронка на него пришла ещё в 1942 году. Он погиб в боях под Калачом, в то время, когда фрицы гнали нас по этому же району. Похоронку на папу получили наши родственники, но почти год они не могли рассказать нам страшную правду.
- Лидия Григорьевна, столько лет прошло, но воспоминания живы, как незаживающие раны. Сегодня звучат призывы: «Простить, забыть». А вы готовы простить?
- В 1992 году я встретилась с двумя девушками из Германии, которые приехали в Сталинград, чтоб узнать правду войне. У обоих деды воевали в фашистской армии. Вернувшись с фронта, рассказывали им о нашем героическом городе. Они приехали удостовериться в том, что это действительно так и было. Я перед встречей всю ночь не спала: имею ли право общаться с потомками наших врагов? И когда встретились, мы обнялись и начали рыдать. Война - это горе для всех. И надо, чтобы все об этом помнили.
Смотрите также:
- Дело Ганса Шпикермана: война глазами фашиста →
- 2-летнему Максиму Созонтову требуется помощь →
- Волгоградке требуется помощь земляков →