Дневниковые записи. Бережно переплетённые, они хранят боевой путь старшины Петра Никитовича Выстропова, который прошёл от Сталинграда до Берлина, от 1942-го до победного 1945-го. Каждая страница – это бесценный документ, свидетельство очевидца о том, какой ценой далась Победа. Приводим некоторые отрывки с сокращениями.
22 июня 1941 года
В конце июня 1941 года я был в командировке на селе. Уже поспела рожь, часть скосили в огромные стога, работа шла круглыми сутками. 21 июня приехал зять мой, стал фотографировать всех желающих. Помню смех, песни молодых сельских женщин. Весь день прошёл как праздник. 22 июня меня рано подняли тревожные крики людей, со всех концов села бегущих к правлению. Уже было известно, хотя пока только на уровне слухов, что Германия вероломно напала на Советский Союз…
Народ знал, что такое война – ещё не забыли 1914-18 годы. Малые дети хохотали рядом с нами по-прежнему, но нам их смех уже не казался жизнерадостным. Война!
На фронт
Десятого мая военная комиссия назначила мне месячный отпуск. Все майские дни мне довелось провести дома с родными. Вечера, то была расцветающая моя молодость, проводил с девушками.
В конце мая вместе с дедом Петром уехал в Сталинград. Цвели фруктовые сады, земля была покрыта зелёным ковром, воздух несказанно ароматный, но чем дальше, тем яснее приходило понимание, что идёт великая война. Тогда я впервые увидел эшелоны раненых солдат с фронта. Сталинград бурлил шумным котлом, потоком, в котором всё было обусловлено войной.
24 июня в числе других товарищей уже в Сталинграде меня отправили на пересылочный пункт, а далее – в Дубовку в составе 43-го запасного артиллерийского полка. Приняли в полку хорошо, и тут же началась усиленная боевая подготовка. Меня – в качестве командира орудия.
200 километров пути
Лагерь расположился в лесу. Мимо по дороге шли эвакуирующиеся – гражданские, воинские части, скот. А между тем враг уже был в пригородах Воронежа. Немецких самолётов с каждым днём становилось всё больше и больше, налетали на Сталинград и «прощупывали» Волгу.
Шпионили и за нами. Несмотря на маскировку, немцы «прощупывали» наше положение и в одну ночь сбросили тяжёлые бомбы на штаб полка. В метрах 500 от нас разбомбили небольшую пристань. Жертвами налёта оказались 120 человек…
В июле полк подготовили к длительному маршу, так как оставаться на одном и том же месте было уже опасно.
Шёл день за днём, многие уже едва боролись с усталостью, слабостью, люди болели животом, расстройствами желудка. Круглыми сутками на дороге нас сопровождала непробиваемая пыль, которая сковывала дыханье и действовала на сознание. Жара окончательно выматывала, не хватало воды. Мозолила глаза одна и та же ровная, выжженная солнцем степь.
Меня особенно донимали ноги – ни сесть, ни встать уже не представлялось возможным. Кожу на ногах разъедало, по утрам из ранок сочилась кровь. Но силы появлялись откуда ни возьмись, в том числе благодаря оркестру, который шёл впереди полков.
На привале люди впадали в спячку, больше напоминая мёртвых. Прошли мы тогда всего 200 километров – по сорок километров в день. Дошли, конечно, не все.
«Я твоя, Ваня»
На отдых дали один день и тут же продолжили боевую учёбу. Ещё пятнадцать дней, после которых отобрали 400 человек, полностью обмундировали и отправили нас эшелоном в Сталинград.
Жара спала, стояла тихая погода, и даже радостно было в лунную ночь лежать в густом дубовом лесу, земля в котором покрыта высокой зелёной травой. Яркий отблеск луны только подчёркивал величие и красоту природы.
– Такие ночи я обычно проводил с молодой девушкой, – начал рассказывать красивый лицом и крепкий телом украинец Иван Бойко. – Она было моложе меня на год, работала в колхозе. Вечером, когда я шёл с работы к ней, она всегда ждала с краю вишнёвого сада. Мы долго просиживали с ней на знакомой скамье и в эти минуты чувствовали себя самыми счастливыми. Она крепко любила меня и при каждой шутке моей, мол, уйду, прижималась и тихо шептала на ухо: «Я твоя, Ваня».
Мы с товарищем из Ленинграда Серёжей Фёдоровым слушали рассказ не отрываясь, приметив на лице Ивана крупные светлые слёзы.
– Катя... Мечтал я выучиться, пойти работать, взять её к себе и зажить счастливо. А её схватили на улице немцы и расстреляли.
Бойко лёг на покрывшуюся росой шинель, и казалось, что больше ни одного слова из него уже не вытянуть.
Исчезнувший город
Было время обеда, когда по проходящей мимо дороге тягучей чередой потянулось сталинградское гражданское население. Это эвакуировались люди из Сталинграда. К вечеру на дороге появились раненые бойцы, росло с каждый часом число эвакуированных – все убитые горем, с поникшими головами. На наши расспросы о происходящем в городе отвечали скупо и, не останавливая своего тяжёлого шага, уходили на восток. Это был вечер 19 августа 1942 года.
Казалось, что сам город к чему-то прислушивался, чего-то ждал. И всё равно неожиданно «заиграла» воздушная сирена и высоко в небе показались сотни немецких самолётов.
С большой высоты полетели на город тяжёлые и малые зажигательные бомбы – от южной до северной окраины. Зенитки, что были в Сталинграде, палили тысячами снарядов, которые будто бы устилали чёрно-серые облака. Но вражеских самолётов становилось всё больше – по-пиратски пикируя, они забрасывали бомбами.
Через полчаса весь город уже пылал, над ним сплошной пеленой навис чёрный дым. Горела нефть на Волге, горели ни в чём не повинные дома, горели заводы, фабрики. И вот в воздухе появились и наши самолёты – завязалась гигантская воздушная война.
Нет тех чувств в человеке, чтобы описать можно было состояние, когда смотришь, как город стирают с лица земли. Прижавшись к сосне, я с горечью вспоминал последние дни, проведённые в Сталинграде. По телу – дрожь, в душе – тоска.
Всю ночь и весь следующий день битва не прекращалась ни на земле, ни в воздухе. Город всё так же был объят пламенем, битва за Сталинград разгоралась. Немецкие сухопутные части подошли к черте города.
Вечером того дня нам впервые отказали в питании, сославшись на то, что все продуктовые склады в Сталинграде разбомблены. Следующие два дня напряжение всё нарастало, накал боёв всё усиливался. От осколков разрывавшихся зенитных снарядов негде было укрыться. Мы ложились на землю, крепко прижимались к ней, а вокруг падали сбитые в воздухе наши и немецкие самолёты. Они со страшным рёвом врезались в землю, оставляя после себя только страшный изуродованный кусок железа. Эти два дня мы ели что под руку попадётся – из Сталинграда получать уже было нечего. Утром третьего дня выдали чуть ржаной муки, и с этим мы вышли на марш.
Два дня шли на юг над Волгой. На протяжении 60 километров нам не встретилось ни одного домика, ни одного дерева, ни одной капли воды. Голод перебила жажда.
Наконец, на рассвете показался какой-то домишко и несколько деревьев рядом с ним. Тут же появились и сила, и желание жить. Счастью не было предела, когда мы обнаружили колодец – глубокий, наполненный прохладной водой. Трудно было в нас узнать людей: измождённые походом, запылённые, грязные, но всё ещё сохранившие способность радоваться.
Победа
Далее дневник бойца становится лаконичнее, записи разделяют недели. «Прорвал оборону немцев», «Получил зимнее обмундирование», «Получил письмо от матери»… А потом крупным размашистым почерком: «Новый 1945 год. Спирт пили с какой-то таинственной радостью».
...Весь март победного 45-го Пётр Выстропов провёл в госпитале, мечтая поскорее вернуться на фронт. «Будет и на нашей улице праздник. Ложусь спать, мечтая. С фронтов только хорошие новости. Всё идёт к концу. Скоро кончатся эти пляски чертей!»
9 мая 1945 года он записал: «То, за что так много пережили, то, за что пали неисчислимые жертвы, пережиты невыносимые страдания – того добились русские, установив знамя Победы над Рейхстагом. Нет слов, чтобы описать радость, выразить чувства. Война окончена! Утром устроили парад. И все его участники, не скрывая радости, поздравляли друг друга. Наконец-то мы услышали смех. Охота домой, в Россию. Но когда?..»
...Домой после службы в рядах Советской армии Пётр Никитович вернулся только в 1947 г. Наводчик орудия, а позже командир, разведчик-топограф, он был награждён орденом Красной Звезды, медалью «За отвагу». Всего был отмечен более 10 наградами.
А потом было хоть и мирное, но трудное время, семья и два сына. Одного из них, Андрея Петровича Выстропова, заслуженного художника России, сегодня хорошо знают не только в Волгограде и в России, но и далеко за пределами нашей страны. К сожалению, не дожил Пётр Никитович до момента известности сына, не увидел надпись в его альбоме: «Моему отцу, мечтавшему стать художником, посвящается…»
