Имя волгоградского художника Андрея Выстропова известно далеко за пределами нашей страны: его картины давно стали частью экспозиций мировых художественных галерей и частных коллекций по всему миру, а выставки с нетерпением ждут в разных странах.
Но сам Выстропов по-прежнему живёт в Волгограде, готовится к очередной персональной выставке, руководит своей школой живописи и уезжать никуда не собирается. Наш разговор, состоявшийся сразу после новогодних и рождественских праздников, – не только о творчестве, но и о жизни в целом.
Как приходят сюжеты
– Андрей Петрович, у Вас много картин с новогодними и рождественскими сюжетами. Почему?
– Я люблю эти праздники – после дней рождения детей они для меня самые эмоционально насыщенные (не считая Дня Победы, это другое). Уже лет 25 я каждый год накануне этих праздников пишу специально картину, которая потом превращается в новогоднюю открытку с подписью и рассылается всем друзьям и знакомым. Уже целая коллекция таких открыток набралась.
– Все они хоть и с одной тематикой, но с очень разным настроением… Как создаются эти сюжеты, откуда они берутся?
– Когда я придумываю картину, я даже музыку слушать не могу – она мне мешает. Потом, когда работаю, я уже слушаю и музыку, и аудиокниги, но до этого – полная тишина. Сюжеты приходят изнутри. Невозможно придумать то, чего в тебе нет. Художник на то и художник, что он не может ничего срисовать – иначе плагиат получится.
Пример: смотрю на море, наблюдаю, как на берег накатывает волна – брызги, феерия, всё летит, всё сверкает. Потом та же волна отходит от берега и чем дальше, тем всё медленнее и спокойнее. Сразу приходит аналогия: мы лет в 14-15, когда всё сами знаем и умеем, когда нам море по колено и никаких авторитетов, напоминаем вот эту волну. Феерия, брызги, всё летит и сверкает. А чем дальше, тем всё это спокойнее и медленнее. Эти образы и аналогии как-то сразу возникают в моей голове по поводу любого события.
Мне близка режиссура, и я в своё время придумал такую идею: создавая картину, я выступаю как бы в роли режиссёра, но у меня есть возможность снять всего лишь один кадр. И в нём я должен выразить всю драматургию. Человек должен в этом единственном кадре увидеть весь сюжет. И я считаю, что в некоторых картинах мне удалось это сделать.
Многие люди говорят и пишут, что видят это в картинах. Иногда видят то, что я даже близко не думал вложить. Но именно это и хорошо – такая картина как бы живёт сама по себе, сюжет развивается, и люди видят то, что им важно. Значит, на картине воссоздана органичная система, воспроизведена жизненная ситуация.
Хотел стать музыкантом
– Вы поздно начали рисовать и художником становиться не собирались...
– Да, в 4-м классе, когда все хотели стать космонавтами, я написал в сочинении, что хочу стать поваром. И, в общем-то, я им стал – с удовольствием готовлю для себя и своей семьи.
Позже я мечтал стать музыкантом – был уверен, что буду сочинять музыку и выражать себя через неё. Ходил в музыкальную школу, но это оказалось бесперспективным занятием – у меня полное отсутствие слуха.
Когда мне было 15 лет, я после зимних каникул сидел дома из-за болезни, и от нечего делать решил срисовать изображение античной статуи, изображённой на конверте от пластинки. Кажется, это была пластинка с какими-то произведениями Баха. Получилось довольно похоже. Я начал срисовывать картинки из журнала «Огонёк». И к вечеру того же дня понял, что буду художником. О чём и заявил маме, когда она пришла с работы.
– Ваши родители имели какое-то отношение к художественному творчеству?
– Отец был художником-любителем. Сохранились написанные им копии известных картин. Правда, рисовал он их задолго до моего рождения, сразу после войны, когда из-за инвалидности сидел без работы. Потом он всю жизнь работал бухгалтером – был дотошным и педантичным, и сделанные им копии это хорошо отражают. Он умер, когда мне было 10, и моих картин он, к сожалению, не увидел. Мама очень хорошо вышивала – она была очень творческим человеком, и, возможно, оказала на меня даже большее влияние. Наверное, именно от неё у меня такое образное мышление.
– Кто-то из детей унаследовал Ваш талант?
– Все они творческие личности: старший сын Андрей учится сейчас на политолога, Арсений ещё школьник, ему ближе технические науки, а вот дочери ближе к искусству. Анастасии семнадцать, она учится рисунку и собирается стать дизайнером. Варваре всего пять, но она уже мыслит художественными образами. С трёх лет ходит в нашу школу живописи и с большим удовольствием рисует.
– Когда Вы открывали эту школу, какую цель преследовали?
– На тот момент я просто понял, что у меня есть желание и возможность что-то отдать этому миру. Нынче популярно такое направление, как арт-терапия. В 2012-м, когда мы открывали школу, об этом особенно не говорили. Но именно занятия в школе дали многим людям возможность поверить в себя, уйти от депрессии, найти новых друзей, и главное – научиться видеть мир по-другому. Изобразительное искусство расширяет сознание, заставляет увидеть новые грани мира. Те, кто никогда не обращал внимания на красоту цветка или очарование закатных красок, вдруг начинают это замечать. Это полностью меняет картину мира, новый смысл жизни появляется.
– Ваша школа – почти благотворительный проект…
– Да, мы стараемся, чтобы занятия были доступны по цене, а для учащихся школ-интернатов, для воспитанников детских домов и детей с ограниченными возможностями здоровья занятия бесплатны. Сейчас у нас занимается порядка 200 человек в возрасте от 5 до 70 лет.
У нас замечательные преподаватели, которые всегда помогут и поддержат. Многие боятся, что ничего не умеют и ничего у них не получится. Но получается у всех! И как же это повышает самооценку и помогает поверить в себя. Даже если человек никогда в жизни больше не возьмет краски и кисть в руки, он уже по-другому будет смотреть на мир.
– И мир станет чуточку добрее и лучше…
– Да, надеюсь.
«Пандемия не изменила людей»
– Андрей Петрович, сегодня стало модно ругать наш депрессивный город, из которого все хотят сбежать. Почему Вы, имея возможность уехать куда угодно, остаётесь здесь?
– Сам не знаю. Наверное, потому что мне очень нравится город, в котором я родился. Здесь мои корни. Я много жил за границей, действительно могу уехать и сейчас – там есть квартира, агентство, там в основном проходят выставки. Это сложно объяснить, но я, наверное, соглашусь с Никитой Михалковым, который как-то очень хорошо сказал, что когда ты уезжаешь куда-то за границу, то как будто в телефон вставляешь батарейку, выключая его из розетки. Он какое-то время работает, а потом начинает разряжаться, и надо возвращаться и втыкать его снова в розетку. Просто надо понимать, что от себя не убежишь – с тобой всегда будет то, что внутри. Это не зависит от географии.
– Как Вы считаете, пандемия изменила мир и людей?
– Мир – да, людей – нет. Люди вообще не меняются. Меняются декорации – техника, одежда, гаджеты, а люди остаются прежними. Все сюжеты повторяются многократно, критические ситуации только обнажают всё это ярче.
Так и было задумано. Бог мог бы сделать нас всех добрыми и хорошими, никто не хотел бы ни воровать, ни убивать, но для чего ему это? В чём был бы тогда смысл? Специально ведь так и сделано, чтобы было белое и чёрное, добро и зло. Всё перемешано. Вчера это было добро, сегодня это же – зло, вчера был лучший друг, сегодня – злейший враг. У всех это бывает, и относиться к этому надо спокойно. Весь смысл в том, чтобы пройти через испытания и человеком остаться. Так что можно придумать любую политическую систему, но внутри человек каким был, таким и останется.